Под догмой принято понимать бездоказательную веру в абсолютную истинность какого-либо положения или гипотезы. В монотеистических религиях, при всех разбросах во мнениях и оценках, существует одна непреложная «истина» — Бог. Но в действительности догма — это вера не в бога, дьявола или даже человека, потому что мы ничего не можем сказать с уверенностью ни о боге, ни о дьяволе, ни о человеке, догма — это безосновательная вера в конкретные свойства тех или иных сущностей, обозначенные как «истинные». Например, вера в существование бога — это догма о его свойстве существовать. Вера в то, что бога нет, основывается на догме о присущему богу свойстве несуществования. Таким образом, основная догма в монотеистических религиях — это вера не в самого бога, а в то, что он:
а) существует;
б) создал Вселенную и человека;
в) является источником «добра».
Бог, взятый сам по себе, без вышеперечисленных свойств, никого не интересует. Христос, который не обладает функцией «спасителя» или «утешителя», никому не нужен. Какой прок от бога, который не спасает, не помогает и не одаривает? Собственно, религиозный человек не способен помыслить бога в отрыве от приписанных ему атрибутов. Но точно также невозможно помыслить и человека. Что такое человек? Человек — это «свободное» «разумное» нечто, но что именно? Мы опознаем человека как биологический объект с известными нам физическими параметрами, но может ли человек выглядеть иначе и быть при этом человеком или даже сверхчеловеком? Не являются ли все споры о сверхчеловеке по сути спорами о форме, но не о содержании этого понятия? Возможен ли сверхчеловек как продукт целенаправленного развития человека или человек как продукт самосовершенствования обезьян? Нет. Обезьяны могли развиться только в более совершенных обезьян, но человек отличается от более совершенной обезьяны, ведь это качественно иной продукт, который обезьяны не могли себе даже вообразить, не говоря уж о том, чтобы воплотить его в реальность.
Развитие ради самого развития похоже на бег ослика по кругу за привязанной перед его носом морковкой. Так этот ослик умудряется не только прогуливаться на свежем воздухе, что полезно для здоровья, и выполнять общественно полезную работу (например, перемалывать зерно или «делать деньги»), но и развивать мышцы ног, то есть «самосовершенствоваться». То, что ослик при этом считает себя «уникальной личностью» или «разумным эгоистом» его хозяев особенно не волнует, лишь бы он работал. Подлинным актом свободы для него было бы не утешать себя мыслями о том, что жизнь вне натоптанного круга (цивилизации) невозможна, а попытаться вырваться, отказаться от недостижимой морковки, обещающей удовлетворение голода, и попытаться найти себе еду самостоятельно. Но даже если ослик достаточно силен, чтобы сделать это, ему просто не приходит в голову, что кроме той морковки, в погоне за которой он когда-нибудь сдохнет, есть множество других более вкусных вещей (например, лепестки роз). Он развлекает себя мыслями о «внутренней свободе» и «довлеющей необходимости», а еще он строит свое мировоззрение на основе недоказуемых догм о свободе и разумности.
Чтобы «развиваться» в современных условиях, необходимо постоянно потреблять ресурсы и информацию из окружающего пространства. Это означает, что развивающаяся личность зависит от общества и приносит ему в жертву свое время и свободу. Человек вынужден потреблять, чтобы развиваться, и производить продукт, предназначенный для потребления другими, чтобы иметь возможность потреблять более разнообразные и качественные ресурсы. Это своеобразная форма «информационной наркомании», когда человеку начинает казаться, что чем больше книг он прочитает, чем больше переработает чужих мыслей в так называемое «собственное мнение», тем более развитымсуществом он станет. Подавляющее большинство материалов, написанных о свободе, за редким исключением являются подобными переработками чужих мыслей в «личное мировоззрение». Люди монтируют свои взгляды на мир из готовых идей и концепций, найденных в философии, психологии и магии, но не создают его самостоятельно. К тому же некоторые, как сороки, тащат в свой «внутренний мир» что попало, например, глупую болтовню про «ответственность свободных», дохлую диалектику, бессмысленные словоизвержения о «вечных ценностях», «контролируемую глупость» Кастанеды, рассуждения об объективности вкупе с призывами к творческой самореализации и т.п. Составленный подобным образом коллаж можно назвать каким угодно словом, но только не словом «мировоззрение». Если выкинуть из такого «мировоззрения» все заимствованные элементы, то в конечном итоге не останется ничего, потому что в подобном «мировоззрении» изначально не было ничего личного, кроме смутного желания быть «индивидуальностью». Это подход потребителя, который имеет много общего с религиозным подходом. Монотеист тоже ничего не изобретает, ему приносят на блюдечке готовую религию, и он начинает монтировать свое «мировоззрение» из кусков этой религии, поскольку целиком она в его голове не помещается. Религиозный человек ничего не создает, он интерпретирует уже существующие положения своей религии, перетолковывая их в свою пользу, и барахтается в болоте чужих интерпретаций.
Создание личного мировоззрения — это есть, по сути, «приумножение сущностей сверх необходимого». Мировоззрение искажает мировосприятие. Идеи гармонии и иерархии ведут к богу, как к вершине иерархии и источнику гармонии, к отказу от свободы воли, к удушающему детерминизму, к избежанию жизненных факторов, которые могут каким-нибудь образом нарушить достигнутую гармонию, обессмыслив тем самым индивидуальное существование-в-гармонии и породив панический страх перед смертью, сводящей все усилия по достижению состояния гармонии к нулю, страх, постепенно и незаметно перерождающийся в веру в бога или иные метафизические конструкции, выступающие гарантией посмертного существования и превращающий индивида в безмозглого обывателя, получающего скрытое сексуальное удовольствие от религиозного доильного аппарата, присосавшегося к его сознанию.
Слишком многие люди еще верят, что в нынешнюю эпоху «развитого постмодерна» возможны еще «настоящие» религии и «истинная» вера во что-либо. Ж.П. Сартр высказался по этому поводу в том смысле, что «верить — значит знать, что веришь, а знать, что веришь, — значит больше не верить». Иначе говоря, осознанная вера — это уже не вера, а всякая религия — это осознанная (но не всегда сознательная) вера. То есть любая монотеистическая морализирующая религия изначально содержит в себе зерно самоотрицания, лишающего сил нигилизма, противоположностью которого является не «истинная» вера, а нигилизм силы, нашедший свое воплощение в язычестве как представлении о более высоких существах по ту сторону всякой морали. В язычестве нет веры, но и в современных религиях ее не найти. Религии не дают веры, наоборот, они пытаются извлечь ее из человека, заставить его поверить, но легче выжать из камня воду, чем найти в современном одомашненном хомосапе живого homo religiousus. Дело доходит до курьезов. Например, в конце 90-х некоторые идейные христиане с уровнем интеллекта выше среднего начали создавать «сатанистские» сайты, чтобы постепенно перетащить на свою сторону постоянных их посетителей. Вполне возможно, что сатанисты занимались тем же самым, так что теперь сам черт не отличит, где кто.
Существующая в сознании вера — это отрицание самой веры. С другой стороны, неверие — это, в свою очередь, отрицание неверия, но никак не утверждение веры. В силу этого атеистический поход кажется мне совершенно бесперспективным. Воспитанная во многих людях привычка верить (в бога или его отсутствие) является типичным самообманом, несущим угрозу всякому человеческому проекту бытия. От нас требуют иметь «свое мнение» о множестве вопросов и проблем, которые никаким образом нас не касаются. Но любое самоопределение (я такой-то, я думаю так-то) — это покушение на нашу свободу не иметь вообще никакого мнения и быть не кем-то, а самим собой вне всяких определений. В данном случае верить, что знаешь, — значит больше не знать. Если бы я верил в то, что я человек, эгоист, странник, то я отрицал бы самого себя как человека, эгоиста и странника. Если же я действую как странник, то есть странствую, то тем самым я утверждаю странническую направленность моего проекта бытия, и тогда совершенно не важно, странник я или христианин, или титулярный советник, которому снится, что он испанский король, которому снится, что он титулярный советник. Странник существует в качестве странника в те мгновения, когда он странствует, но, не будучи странником, он не смог бы отличить странствие от нестранствия, следовательно, всякое действие странника становится проявлением его страннического проекта бытия в не зависимости от того, знает ли он об этом, и никакое действие нестранника не сможет придать его проекту бытия страннической направленности, даже если на словах он определяет себя в качестве странника.
В отличие от заворожившей многих идеи развития ради развития, творческий подход характеризуется прямо противоположной направленностью. Творец — не потребитель. Понимание творчества у некоторых, как и ожидалось, примерно на том же уровне, что и понимание сверхчеловека, то есть на примитивно-материалистическом. Огромный мир непрерывно обрушивается в «черную дыру» нашего Я, слабое излучение которого было когда-то давно названо «гениальностью». Занимаясь творчеством, человек творит из ничто собственного Я. Творение нового суть уничтожение сущего, которое, в свою очередь, тоже когда-то было творением, уничтожавшим бывшее, уступившее место будущему и растворившись в нем без остатка. Поэтому творчество — это самое мощное орудие разрушения, и применять его следует с особой осторожностью. Подлинное творчество не может быть связано с монтированием готовых элементов, из которых можно играючи составить бесконечное множество мировоззрений, чтобы обозвать их потом одним словом «индивидуальность». Никакая комбинация элементов, определенных кем бы то ни было как «личные», не может сама по себе составить в результате свободное мировоззрение. Творчество не разумно, и рациональный человек никогда не сможет понять, осмыслить творчество, потому что оно за пределами всякой мысли. Нам говорят об ответственности, но творчество безответственно в силу составляющей его сущность свободы. Свобода и ответственность никаким образом не могут сосуществовать друг с другом: одна неизбежно пожирает другую. Ответственность — дочь выбора и враг творчества. Нам постоянно твердят о разумности и эгоизме, однако творческие процессы трансперсональны. Цивилизацию насаждают, передают, а культуру внушают. По словам В.Ф. Эрна, «творчеством можно лишь заражать». Обособленные образы аполлоновских индивидов скрывают под своими масками безликую стихию Диониса. Творец — играющий безумец!
Эстетические игры масок не должны вводить нас в заблуждение, будто за ними скрываются уникальные индивидуальности. Нас покорило слово «объективность», в котором нам слышится обещание власти над «реальным миром», однако творчество не может быть объективным, потому что в нем «правда» и «ложь» слиты и неразделимы. Нам говорят о самопреодолении через развитие полезных частей личности и отсечение ненужных и вредных. Но в творческом процессе человек постоянно преодолевает всего себя как целостность и воссоздает заново бесчисленное множество раз. В конце концов, тому, кто развивает себя, незачем себя творить, а тот, кто творит себя, не испытывает потребности в развитии. Совершенствуются несовершенные, совершенные творят совершенных себя.